Сразу после ареста Романовых. Вклад М.Горького в борьбу с большевистским беспределом.

Из воспоминаний Анны Вырубовой, фрейлины последней императрицы России. Тяжелые времена после революции.

Как ни странно, но последние месяцы 1917 и зима 1918 года, проведенные в тайной квартире Санкт-Петербурга были самыми спокойными для меня с начала революции. Я знала, что город и страна находятся в руках фанатичных большевиков, а если жить в соответствии с их безжалостной теорией управления государством, то жизнь лишается безопасности.

Еда и топливо закончились, а купить их было очень дорого, но я была свободна, жила в уютной квартире, а мои дорогие мама и папа ежедневно приходили ко мне. Мои двое верных старых слуг жили со мной и были готовы защитить меня от любых врагов.нна Вырубова

Мой разум не мог осознать до конца всю скорбь ситуации, мне всегда казалось, что этот хаос в стране временный, скоро всё должно наладиться. Мне даже иногда казалось, что в узких кругах появился какой-то позитив в сторону изгнанного императора. Об этом говорили известные революционеры, Бурцев- старый эсэровец и писатель-романист Горький. В декабре 1917 года мне сказали, что Максим Горький хотел встретиться со мной, а так как я хотела сохранить моё уютное жилище в тайне, я согласилась приехать к нему сама.

Скромная квартира на петербургской стороне Невы, недалеко от крепости. Человек больного вида, острые скулы будто пронзают бесцветную кожу, а темные светящиеся глаза глубоко запали.аксим Горький

Два часа я просидела с этим странным человеком, который иногда казался сердцем и душой с большевиками, но чаще открыто выражал своё отвращение к их безумной и разрушительной политике. Горький мне показался нежным и отзывчивым, а то, что он сказал об императоре и императрице, наполнило моё сердце надеждой.

Горький считал их бедной жертвой революции, мучениками фанатизма того времени. Ему довелось тщательно осмотреть дворец, где он заметил, что несчастные даже не были аристократами, а всего лишь мелко-буржуазной семьёй, преданной друг другу и своим детям, а также своим идеалам праведной жизни. Он выражал глубокое разочарование в революции и в характере русского пролетариата. Ещё он искренне советовал мне жить как можно тише, никогда не напоминать большевистским властям или любым незнакомцам о своём существовании. Он сказал, что мой долг — жить и посвятить себя написанию правдивой истории о жизни императора и императрицы: «Это ваш долг перед Россией! То, что вы можете написать, должно помочь установить мир между Императором и народом».

Дважды после этого я виделась с Горьким и показала ему несколько страниц моих воспоминаний. Он убедил меня продолжать писать, не скрывать правды, и даже предложил помощь. Но писать в России об этом было слишком опасно, и лишь когда я оказалась за границей, осмелилась писать свободно. Только благодаря Горькому и американской подруге Реты Чайлд Дорр я осмелилась стать автором, чтобы представить миру, какими на самом деле были мои лучшие друзья и Государи России.

Мои редкие встречи с Горьким не остались незамеченными некоторыми иностранными журналистами. Я получила множественные упрёки, оскорбления и даже преследования за то, что — как это им представлялось — я перешла к большевикам. Как мало они знали о Горьком, о его осторожной поддержке ленинской политики. Правда, он занимал важную должность при коммунистах, а его жена, бывшая актриса, работала в комиссариате театральных постановок и развлечений. Но ни один человек в большевистской России никогда не имел большей свободы мысли и слова, чем Горький.

Он совершал такие поступки, за которые любой другой был бы приговорён к пыткам и расстрелу. Я знаю, например, что он укрыл под своей крышей, как минимум, одного из Романовых, которому позже помог переправиться через финскую границу. Горький также был обеспокоен судьбой нескольких великих князей — Николая Михайловича, Павла и Георгия, которые были арестованы, а затем расстреляны в Петропавловской крепости. Горький делал всё возможное, чтобы спасти этих людей, которыми лично он не интересовался. Просто он полагал, что их убийство будет неоправданным, и говорят, что он фактически заставил Ленина подписать приказ об их освобождении и депортации, но приказ был подписан слишком поздно и люди были жестоко казнены.

Переведено с английского и отредактировано.