К концу первого дня посыльные в убежище не вернулись. Не было их и на следующий день. Пропали в пустыне, убиты кодбанами на далёких тропах или остались в убежище других племён, спасаясь от войны, Умарс не знал. Он вглядывался в далёкий темнеющий горизонт, но ничего, кроме размытого в вечернем остывающем зареве горного хребта, не видел. Он спустился в ров и вошёл в подземелье, велев запереть за ним ворота. Стража, дежурившая в тот момент, была страстно увлечена чем-то, поэтому приказ командира стал для них неожиданным.
Умарс был раздражён, но старался скрыть злобу. Неужели только он один не находит себе места в этот час? Стражники на воротах даже не заметили, как он вошёл. В их памяти не запечатлён тот ужасный случай с ночным вторжением, да и кто мог это помнить? Их и самих тогда ещё не было. Воин знал, что возле бойниц есть ещё двое наблюдающих, поэтому внезапного вторжения в подземелье не будет, на это можно надеяться.
— Сквол, снова сквол, — проворчал он. – Поверьте, это не доведёт до добра, когда на кону жизнь всего племени. Прошу вас, будьте внимательны на посту.
— Этого больше не повторится, командир…, — промямлил один из постовых и ссыпал в мешок плоские фигуры из разноцветного камня. Иногда эта игра увлекала так сильно, что участники процесса отдавали последнее, что у них было, приняв поражение.
Кто придумал эту игру и когда она появилась у плантаторов впервые, сказать не сможет никто. Умарс и сам иногда принимал в ней участие, но передвигая фигурки в сторону вражеского поля он думал совсем о другом, порой даже забывая где находится. Часто у игроков были постоянные соперники, которые сменялись лишь по причине смерти одного из них. У советника тоже был один такой постоянный любитель сразиться в сквол, хотя с этим старичком никто не желал вступать в поединок, кроме Умарса. Так и вышло, что самые честные и точные правила этой игры передал один из старейших жителей убежища.
— Смажьте засовы, передвиньте мешки с лоскутами в эту сторону, пересчитайте бочонки с жиром. Каждый вечер мне нужно точное количество стрел возле каждого орудия.
Советник прохаживался среди мешков со старыми негодными ни на что вещами, заглядывал в бочонки и трогал пальцами острия наконечников. Шквал огненных стрел, вот что могло заставить врага вздрогнуть. Однажды, играя с Иногуром, так звали старца, в сквол, старик вдруг заметил, что Умарс снова отвлёкся и уже был намерен проиграть схватку на игровом поле. «Огня! Дай жару, жги красными!» — крикнул Иногур, выведя из пассивного состояния своего противника. Советник сразу оценил ситуацию со стороны и выдвинул вперёд стоящие сбоку наполовину задавленные врагом красноватые блестящие треугольники. Фишки легли как надо, заставив чёрные квадратные фигуры старца убраться в сторону, разрешая красным треугольникам продвинуться на один шаг. Тогда Умарс выиграл партию, но он так и не изменил своего мнения о способностях Иногура. Сколько ещё знаний, мудрости хранится в этой почти древней голове, невозможно предсказать.
Умарс достал из складок своей одежды блестящий красный камень. Он был плоский, а его острые углы были скруглены временем. От трения пальцев его поверхность стала гладкой, а сам камень уже мог пропускать сквозь себя свет, если его поднести близко к огню.
Одна из сорока фишек чёрного, белого и красного цвета вот уже несколько дней была зажата в его пальцах, остальные лежали в небольшом футляре в его каморке. Это было своего рода сокровище, особенно если пластинки идеально ровные и блестящие. Умарс вдруг подумал о фиолетовом ларце, который он заметил у Кросса. Конечно же, это фишки для игры в сквол, что же ещё? Игроки очень трепетно относятся к своему набору, почему же этот добродушный советник должен пренебрегать аккуратностью и осторожностью?
Умарс достал камень из потайного кармашка в одежде и с подозрением посмотрел на него. Красс не играет в сквол. Он никогда не играл в эту игру, и никто не слышал, чтобы у него был соперник. Воин отвёл глаза от фишки и вздохнул, успокаивая себя. Торговец, к тому же любитель безделушек, разных фигурок, всего блестящего, да он просто обязан иметь у себя набор сквола, а может быть и не один.
Умарс прошёл по небольшому коридору и повернул к тренировочному залу. Несколько мальчишек с восхищением в голосе обсуждали свои достижения в обучении, их восторгу не было конца. Из глубины зала всё ещё слышался звон секир, стук камней, царила атмосфера оживления. Гор ждал своего учителя, чтобы увидеть его одобряющий кивок головой и закончить тяжёлый день, хотя он имел полное право сделать это и без него. Однако в последнее время Гор наблюдал за лицом учителя и не мог уйти к себе, пока не увидит его выражение. Идея поджигать стрелы настолько воодушевила советника, что он заканчивал последние два дня с выражением гордого безразличия. Это любимое выражение для Гора, он помнил его с раннего детства, когда первые небольшие победы в тренировках вызывали непонятную мимику на лице учителя. Но сегодня его взгляд снова что-то искал под ногами. Рассеянность стражи, отсутствие вестей из дальних племён, всё это угнетало его.
— Ну что, мальчик мой, пора, — объявил учитель, положив на плечо юноши руку, обрамлённую шрамом. – Ещё один день приблизил нас к неизбежному.
— Учитель, у нас может получиться.
— Несомненно, несомненно…, — подтвердил Умарс, грустно кивнув головой, видимо, даже не вникнув в слова юноши. Он снова достал пластинку и посмотрел на неё.
— Сквол, сквол… Если бы всё было так безболезненно, как сыграть партию в него. Даже если ты проиграл, то всё равно ты забираешь все свои фигурки до единой, кладёшь их в мешочек, а они не получили ни одной царапины. Нет, они стали только ещё чище и прозрачней, ещё ценнее, живее, дороже…
— Простите, учитель, но это всего лишь сквол, эти камни останутся и после нас.
— Это так, они останутся, но кто возьмёт их в руки, разложит на поле, удивится их блеску, будет рассчитывать первый ход? Останется ли кто-то ещё?
Гор задумался, но ничего не стал отвечать учителю.
— Эти стены, вот и всё, что будет вечно. Стены и сквол, — растягивая слова, продолжал Умарс.
Несколько ответвлений, чернеющих в стенах, остались позади. Никто не заметил, как из одного тёмного прохода кто-то вышел и тихо последовал за ними.
— Что ты об этом думаешь? – спросил Умарс, протягивая Гору тёмно-красный треугольный камень.
— Это плагман, он из вашего мешка для сквола, слабая и никчёмная фигура, всегда в стороне.
— Это всё? Но чем же он так притягивает к себе взгляды игроков, особенно соперников?
Гор почесал затылок, желая лишь поскорее упасть на лежак и закрыть глаза, но зная своего учителя, он понял, что того что-то беспокоит. Он пожал плечами, хотя в полутьме учитель этого и не заметил.
— Мальчик мой, вот эта никчёмная, как ты говоришь, фигура – она имеет слабый вес лишь в поединке, и то, пока они не выстроены в одну линию. Сделать это не просто, нужно преодолеть, как ни странно, более сильные фигуры. Но дело даже не в ценности плагмана на поле. Посмотри более внимательно на этот предмет.
Гор повертел в руках красноватый треугольник и ничего особенного в нём не обнаружил.
— Посмотри на фитиль сквозь него, что ты видишь?
— Еле заметный свет. Но, учитель, я всё равно не понимаю.
— А дело тут вот в чём, мальчик мой. То, что у тебя в руках, это не просто плагман, которому на поле боя суждено собирать остатки и добивать раненых врагов. Его ценность в другом, тут всё просто. Сама фигура, она стоит нескольких фляжек воды или мешок мяса. Это не самая дорогая фишка из всего набора. Софтрит и глассон стоят ещё дороже. Белый глассон, которому не одна сотня лет, может стоить жизни, и сложно найти такое укромное место, в котором эти фигуры будут находиться в сохранность.
— Учитель, но разве бывают такие старые фигуры? Я таких никогда не встречал.
— Я тоже, мой мальчик, я тоже… Но они могут быть, в надёжном месте, под постоянной охраной.
Умарс замолчал, он повернул на развилке в свою сторону, забыв попрощаться с Гором. До юноши донеслись лишь обрывки слов, ворчание или даже шёпот: «…иначе что у тебя ещё может храниться…»
Весь путь за ними шёл человек, сохраняя достаточное расстояние, чтобы оставаться незамеченным. Когда перед ним возникла развилка, он усмехнулся, развернулся на пятках и пошёл обратно. Ему не нужен был свет, он и так прекрасно знал все эти коридоры, как и многие жители убежища. Вот он уже прислушивался к звукам, доносящимся откуда-то издалека, а позже он заметил едва трепещущий свет впереди. Голоса становились чётче, но ему не хотелось в них вслушиваться, он торопился, хотя и был очень осторожен. «Пусть говорят, говорите громче…», — думал он.
Бочонки, двадцать, тридцать… Кожаные ёмкости, до отказа забитые жиром морхунов. То, что позволяет освещать свой путь в темноте, коротать зимние вечера, скручивать нити из пуха или точить старое лезвие топора, найденного в брошенной норе. Это средство, которое будет использовано не по назначению, оно оставит людей в темноте и принесёт славу Умарсу и Гору.
«Сколько огня заключено в этих ёмкостях. Это не одинокая лампа с тощим фитилём. Какую огромную чашу нужно выдолбить в песчанике, чтобы вылить туда весь этот жир?» — почти страдая от желания это проверить сейчас же, рассуждал он. «А какой же фитиль мог бы понадобиться для этого…?»
Он сделал неосторожное движение рукой, потерял равновесие и оступился. Неловкое движение ногой вызвало шаркающий звук.
— Слышишь? Что это может быть? – встрепенулся один из стражников.
— Брось, чего ты? Эхо из дальних коридоров, только и всего. Подземелье дышит, шевелится, вот и звуки.
— Нет, это почти рядом, вот тут. В пещерах уже не раз натыкались на грумов, раньше их не было.
— Откуда им взяться? Они любят другие места, например, пещеры Хобинхора.
Поковыряв в зубах, стражник выплюнул застрявшее в них мясо и усмехнулся.
— Или ты их там видел? Ты не шпион?
— Ладно, шутки в сторону. Гаси свет, начинаем обзор.
Стражники прильнули к бойницам и стали пристально вглядываться вдаль, в серый песок, освещаемый тусклым звёздным небом.
В подземелье воцарилась тишина. Ночь всё чаще и на более длительный срок обездвиживала плантаторов. Даже если у кого-то из племени оставались небольшие запасы жира и фитиля, он старался экономить это сокровище. Сон помогал ненадолго забыть о голоде и жажде, сгладить пугающие мысли о надвигающейся беде.
Умарс не спал. Он не смог потратить столь драгоценные часы на созерцание тёмного пространства вокруг себя. Откинув покрывало, он встал с лежака, взял футляр из ниши в стене, высыпал содержимое в мешок и вышел в коридор. Иногур, вот кто сможет успокоить его сознание. Два поворота, ещё десять шагов, и вот оно, скромное жилище старика. Сколько он уже жил в этих пещерах, сто или двести лет, не знал никто. Когда он появился тут, самого Умарса ещё не было. Иногура остерегались, обходили стороной, как будто он таил в себе коварные намерения, но никто так толком и не понял, почему этот высохший старик внушал страх. Одного его взгляда из-под густых белых бровей хватало, чтобы понять: этому старцу давно всё известно о тебе.
Умарс не боялся его, но какая-то осторожность, больше даже любопытство всегда присутствовало в нём. Вот и сейчас одно чувство толкало его вперёд, а другое заставляло неподвижно стоять перед занавесью. Одна его рука была скрыта под складками одежды, сжимая мешочек с фигурками сквола. За занавесью царила тишина, никакого отблеска от зажжённого фитиля, никакого ворчания или кряхтения. Спит ли он, этот старец? Знакомо ли ему вообще понятие сна?
Воин пошевелил рукой под одеждой, фигурки еле слышно переместились в мешке, но этого звука было достаточно, чтобы разорвать тишину, пустить остановившееся время вперёд.
— Друг мой? Войди же внутрь.
Иногур нащупал что-то в выемке в стене, щёлкнул камнями, ещё раз, и слабый огонёк забрезжил между его почти чёрными высохшими ладонями. Умарс сел напротив старика, но так и не решился достать сквол или начать разговор. Не играть он пришёл, но и говорить ему было сложно. Он никогда не разговаривал с Иногуром, вернее, он боялся других тем, кроме игры. Да он и не посмел бы никогда начать разговор. Этот почти древний человек мог глянуть из-под густых бровей, и на ум приходило только одно: ты не достоин, чтобы этот старец тратил на тебя слова.
— Ты пришёл сюда в этот поздний час, но не играть. Ты уже не разложишь фишки на доске, слишком тесно мыслям твоим у тебя в голове. Пришёл час говорить о многом.
Умарс отпустил мешок с фишками, который он крепко сжимал всё это время за складками одежды. Он упал на дно потайного кармана, фишки звякнули, Иногур шевельнул бровями и еле заметно улыбнулся.
— Эти подземелья не так просты, как нам кажется. Не было ещё никаких плантаторов, как и кодбанов, а эти ходы уже тогда сгладили свои острые камни и выступы. Тебе известна история об Иронии, принёсшем пригоршню шариков? Было это очень давно, когда воздуха на поверхности было достаточно, а над головой проплывали облака. Солнце ещё только приступало к своим коварным планам уничтожить всё, что есть на поверхности Марса. История про того человека стара, она нигде не описана, как только в головах наших прадедов, давным-давно оставивших нас. Но даже они помнили лишь то, что какой-то синий человек дал ему эти шарики. Можно ли верить этой старой легенде? Отчасти да, я и сам слышал о ней от своего отца.
Старик встал с песчаника и посмотрел на Умарса сверху вниз. Воину на секунду даже показалось, что огонь фитиля стал гореть ярче, но причиной этому был не огонь. Глаза Иногура стали блестящими, брови приподнялись, а в зрачках плясали два язычка пламени. Старик монотонным голосом продолжил свою речь.
— Я всю жизнь посвятил поискам следов, которые привели бы меня к хоть малейшей надежде на разгадку этой легенды. Нет, не шарики меня интересовали. Синий человек, именно он не давал мне покоя. Если был кто-то, кроме нас, отличный от нас, значит есть нечто большее, чем известно нам. Я долго искал, бродя от одного поселения к другому, обшарил каждый пригорок, каждую нору. Спрашивал у кладоискателей и торговцев, собирал историю заново по малейшей крупице.
— Но вы всегда были тут…, — тихо промолвил Умарс, стараясь не выдать своего присутствия. Старик будто не заметил его слов и продолжал.
— Был ли синий человек? Да, он был. Давал ли он ироний кому бы то ни было? Может быть и нет. Но ироний попал к людям, а синий человек был реальностью.
Да, я был тут, вот уже почти сто лет, как я не покидал этих пещер. Хочешь знать, почему, друг мой? Я скажу тебе это. Тот, кто видел синего человека, пришёл сюда, в эти пещеры. Он был здесь, жил и рассказывал свою историю, которая тогда ещё не была легендой. Он пришёл из лабиринта тёмных проходов и нор. Я долго шёл к ответу, запоминал, делал пометки, но самые частые и повторяющиеся факты я нашёл в убежище плантаторов. Тогда я понял, что это именно то место, искать нужно здесь. Я поселился в одной из пустующих комнат, но исчезал из виду надолго. Иногда я уходил исследовать коридоры и не возвращался так долго, что меня начинали забывать тут. Нет, не смотри по сторонам так оценивающе, это не то жилище. Ты приходишь в это место, чтобы разложить фишки и всегда видел меня здесь. Мне уже тяжело бродить по подземелью, да это уже и не нужно.
— Но почему не нужно, Иногур? Что-то изменилось?
— Да, друг мой. Я нашёл то, что искал так долго. Теперь я знаю, что Ироний был здесь, а Синий человек существовал. Встань, подойди ко мне.
Умарс с трудом нашёл силы в ногах, чтобы встать с места. Он подошёл к старику, тот взял его чуть выше изуродованной кисти и провёл к узкой щели в углу, куда с трудом мог бы протиснуться человек. Воин и не подозревал, что в логове старца есть ещё что-то, кроме закопчённых чёрных стен. По ту сторону трещины оказалась ещё одна комната, причём, даже больше первой. Более ровные стены, но покрытые копотью не меньше предыдущей.
— Он пытался спрятать это от лишних глаз, посмотри наверх.
Умарс поднял голову, но в темноте не смог различить ничего, кроме каменного свода, теряющего очертания где-то высоко.
— Там камни, которыми он завалил дыру, чтобы свет не проник сюда. Я искал снаружи это место, но ничего, кроме ровной выжженной солнцем песчаной поверхности не обнаружил. Щель, через которую мы прошли сюда, тоже была тщательно заложена камнями.
— Но для чего нужно было прятать это место? – не выдержал воин.
— Ты всё узнаешь через пару мгновений. Взгляни сюда, в это место.
Старик подвёл Умарса к нише в боковой стене и посветил. Полуистлевшие куски чёрной материи лежали там, словно кто-то небрежно накидал их туда, что-то пряча или укрывая. Иногур подвинул пальцем истлевшую тряпку, та рассыпалась и взвилась вверх чёрными хлопьями. Что-то серо-белое, похожее на мелкий песок, показалось из-под неё.
— Это… песок? – почти с надеждой в голосе спросил Умарс.
— Это не песок. Ироний. Тот самый Ироний. Он умер тут, в заточении. Последние камни были заложены им самим изнутри. Но это не всё, что ты должен знать.
— Не всё? – обречённо промолвил воин. Старик снова взял его за руку и подвёл к стене. Большая чёрная тряпка свисала сверху до самого пола, и, если бы старик не поставил Умарса прямо перед ней лицом, тот никогда бы не догадался, что это не стена, почерневшая от сажи. Свободной рукой Иногур взялся за край материи и дёрнул вниз.
К Главе 15 | К Главе 17 |