Многое изменилось с тех пор, даже подземелья, казалось, стали светлее и шире. Кей повзрослел и окреп, а ещё через какое-то время Нут родила ему двоих детей. Шум и беготня в коридорах не умолкала до самой ночи. Скоро обитателей подземелий стало больше, но места хватало всем. Эливен продолжал дело, когда-то заброшенное Порхо, изучая тоннели и находя всё новые выходы к озеру и нанося их на схему. Кей тоже принимал участие в поисках, а когда Эливен понял, что участие сына уже превосходит любые ожидания, полностью доверил ему это дело.
Передвижения по льду давно стали регулярными, но, как ни странно, в убежище кодбанов предпочитали грумов, а в убежище плантаторов – скакунов. Однако это никогда не становилось поводом для споров и разногласий. Эливен и Лия остались в родном убежище навсегда, но каждый из них где-то в глубине себя догадывался об истинных причинах этого. Лия иногда уходила в неизвестном направлении, она могла исчезнуть на целый день. Эливен догадывался, что она ходит к потайной комнате Иногура и сидит там перед заваленной камнями щелью, вытирая слёзы.
Эливен же не представлял своего существования без Лии, поэтому остался рядом с ней. Стаум вернулся к кодбанам, когда умер Порхо. Всё, что его держало в этом убежище, так это возможность шутить над хитрым занудой. Когда он однажды обнаружил его в кресле на складе, подавившимся лепёшкой, то последняя шутка так и не сорвалась с губ воина. Он сам отнёс тело Порхо к озеру и закопал на берегу, после чего сел в повозку и уехал навсегда.
Лия часто отправлялась в путешествие по льду, а Нут всегда сопровождала её в этом деле. Соли и Косс всё чаще настаивали на их присутствии, ожидая от Нут всё той же живости непоседливого ребёнка, но находили в ней заботливую сиделку. Когда-то пришлось бы сделать выбор, Нут и Кей после многодневных раздумий, споров и слёз, всё же решили уехать в убежище кодбанов. Эливен и Лия не стали противиться этому, хотя с трудом скрывали свои горестные чувства.
Однажды, когда Лия поняла, что Эливен не спит и смотрит на размытый свет от звёзд, исходящий с потолка, она вдруг встала с лежака и пошла в дальний тёмный угол, словно вспомнив о чём-то очень важном.
— Эливен, послушай… Я хочу тебе показать одну очень странную вещь, а может быть, ты назовёшь и меня такой, потому что я спрятала это от чужих глаз. Помнишь тот день, когда мы чудом спаслись, а ведь это было то самое место, где мы сейчас с тобой.
Эливен нахмурился, представив тот миг, ужасный, леденящий сердце. Даже сейчас, когда прошло много лет, он вновь до боли в глазах вглядывался в эту чернеющую дыру, как тогда, пытаясь разглядеть на её дне Лию. Но несмотря на всколыхнувшиеся переживания в груди, он не позволил себе перебить эту странную речь.
— Это было у того человека, который пытался нас убить. Золан, хитрый и жестокий, он знал себе цену, ожидая своего победного выхода. Он прятал на своём теле эту вещь, которая могла погубить меня. Не отдавая себе отчёта в том, что делаю, я выхватила её у него из-под рубахи и устремилась к верёвке. Я не рассказала тебе об этом только потому, что мне было стыдно, ведь я совершила такую глупость. Тогда я была твёрдо уверена, что эта вещь очень важна для него и представляет большую ценность, а значит, учитывая подлость Золана, она способна навредить всем нам.
Эливен вдруг вспомнил, как его рука ударилась о что-то твёрдое, когда он пытался оказать Золану сопротивление. Волнение охватило его тело, он чувствовал, что знает эту вещь, но не может сейчас ничего представить, кроме Лии, распростёртой на полу возле кучи верёвок, такой тихой и беззащитной.
— Я спрятала это в комнате в убежище кодбанов, а со временем мне эта вещь стала настолько безразличной, даже отвратительной, что я совсем забыла о ней. Я совсем недавно вновь наткнулась на неё, когда ездила к Кею, привезла её сюда, но всё равно не осмеливалась признаться в этом, стыдясь, что не сказала всего ещё тогда, в тот же день. Вот она, эта злосчастная вещь.
Лия вышла на середину комнаты, держа в руках пластину, сверкающую в слабом свете размытых звёзд. Эливен почувствовал, как его мысли понеслись в направлении, давно ушедшем в прошлое, потерявшемся во времени, где он оставил всё, что было ему дорого когда-то. Смерть отца, Маттиса, даже Горхэма отражалась в этом гладком куске странного металла. Её не было столько лет, а теперь она вновь перед его глазами. Кто знает, сколько ещё горя она может принести теперь? Тайна, которая скрыта под этими линиями, требует за себя слишком дорогую цену. Знали ли обладатели этой тайны, насколько слабы и беспомощны те, кому приоткроется её завеса? Догадывался ли синий великан, что отдаёт свою последнюю надежду вместе с посланием тому, кто не в силах выжить, покидая место, так тщательно зашифрованное на пластине?
— Скажи, Лия, кто ещё может знать об этой пластине? Ты показывала её кому-нибудь? – шёпотом спросил Эливен.
Вопрос, прозвучавший так странно, стал неожиданным, он вызвал дрожь в руках, обжигал их. Лие вдруг стало настолько страшно, что она выпустила пластину из рук, та упала на пол и отскочила в сторону Эливена, издав при этом странный зловещий звук. Долгую тишину, повисшую в комнате, кто-то должен был нарушить, пока тусклый свет из-под свисающей на пол накидки окончательно не свёл их с ума.
— Лия, родная, ты сделала правильно, когда спрятала эту вещь от лишних глаз. Она несёт смерть, наше убежище было истреблено когда-то из-за неё. Но нельзя винить в этом предмет, предназначение которого никому не известно и осталось загадкой. У неё есть решение, это очень важно, может быть, именно в нём и скрыто наше спасение. Это будет не скоро, но сейчас эта пластина снова на моём пути.
Эливен осторожно прикоснулся к холодному гладкому металлу. Его белые волосы уже давно стали седыми, а вокруг глаз мелкие морщинки отсчитывали годы, безжалостно и бесповоротно. Вот он и держит в руках то, в чём заключена великая сила, управляющая жизнью и смертью. В последнем Эливен был уверен, но сможет ли она что-то изменить в жизни тех, кто вынужден обитать в недрах Марса, вечно скрываться от Солнца и убийственного холода?
Эливен и Лия больше не вспоминали эту ночь, по крайней мере, каждый из них даже не посмел бы начать разговор об этом. Лия вскоре совсем позабыла о том случае, но Эливен не смел этого сделать. Дождавшись, когда очередной обоз соберётся к убежищу кодбанов, он передал через возницу некое послание для Кея, в котором просил приехать его как можно скорее. Через несколько дней невысокий, но крепкий молодой человек подошёл к широкой ширме и потянул за шнурок сбоку. Без малейшей задержки чёрная тяжёлая занавесь стала подниматься, наматываясь на огромный рулон под потолком. Эливен ждал этого человека, он даже знал день и час, когда услышит звон колокольчиков на стене. Зацепив тонкую верёвку, управляющую неким подъёмным механизмом, за специальный крюк, он обнял гостя, прижав его голову к своей груди.
— Ну, здравствуй, сын!
— Отец, я рад снова видеть тебя. Мне передали твою просьбу.
Вскоре отец и сын уже шли по широкому коридору в сторону озера. Им приходилось несколько раз останавливаться, чтобы перевести дух. Эливен знал, что Кей мог преодолеть весь путь без остановки, когда-то он и сам ощущал в своём теле великую и неистощимую силу, но даже камень стачивается песком. Вместо силы, покидавшей его, он приобретал другую, которая совсем не уступала той, первой. Это была сила ощущения, бремени, стоявшего у выхода, чувства выполненного долга перед синими великанами, который он принял на свой счёт. Те люди, что стояли за спиной Маттиса, он не видел их лиц тогда, но он знал сейчас, что эти лица есть в каждом человеке, кто ещё не родился, а может быть, кто уже ушёл в вечную темноту.
В стойле со скакунами на подстилке из соломы лежали два грума. Они были стары, их кожа стала почти белой, а усы давно выпали. Как только они услышали шаги Эливена, их головы приподнялись, а невидящие глаза повернулись в сторону человека. Эливен погладил зверей по шершавой коже и положил им под морды измельчённую еду.
— Всё также рвутся в путь, — печально заметил Эливен. – Я их оставил тут, чтобы им было спокойнее и теплее. Недолго им осталось.
— Это те самые? – поинтересовался Кей.
— Да, это они. Вот та, с более острым носом, спасла тебя когда-то от смерти, хотя, тогда это было и спасением твоей матери, как и меня. Кто знал, что эти слепые животные, никогда не видевшие свет, дадут нам возможность наслаждаться им целую жизнь? Кстати, твоя мать так и не узнала, где я взял то молоко, — рассмеялся Эливен.
Морхуны были запряжены, как и просил Эливен. Повозка уже стояла на льду, а скакуны томились в ожидании приказа, благодаря которому они смогут размять свои ноги. Путники сели на мягкие подушки и укрыли ноги тёплыми накидками. Маленький рычаг сбоку повозки служил для управления животными. Эливен взялся за него и плавно подвинул в сторону. Небольшое усилие передалось по шнурку к перекладине возле шеи каждого из скакунов, и они медленно двинулись в правую сторону, потом выровнялись и набрали необходимую скорость. Вскоре столбы замелькали, и Кей потерял им счёт. Он никогда не путешествовал в этом направлении, хотя считал, что в исследовании озера давно превзошёл любого. Он смотрел на лицо отца и удивлялся, как уверенно тот выбирает направление. Однако для Эливена это не представляло труда, ему не нужны были какие-либо следы или указатели, он просто знал. Когда Кей уже не пытался запомнить путь, тем более, не зная цели и стесняясь показаться слишком навязчивым, задавая лишние вопросы, морхуны остановились, повинуясь движению рычага.
Это был берег, совсем не такой, как возле убежища. Света, испускаемого озером, было недостаточно, чтобы осветить всю сушу, уходящую в глубину подземелья и терявшуюся в темноте.
— Идём, Кей, — позвал Эливен сына и зашагал в темноту. Позже он взял его за плечо, чтобы уберечь от столкновения со стеной, внезапно выросшей перед ними. Достав из мешка пару ламп, он зажёг их одну за другой и поставил на пол.
— В этом месте проходит граница моих тайн. Я открываю их тебе, потому что не могу забрать с собой. Это должно остаться здесь, в этом мире, с тобой, с твоими детьми, с людьми. Ты будешь знать больше, чем другие, но это не значит, что они не достойны этого. Нет, время пока не пришло. Пронести это с собой всю свою жизнь – вот бремя, огромная ответственность. Передать это следующим – вот великое счастье, награда. Я хочу передать тебе это, так как нельзя иначе.
И Эливен рассказал Кею всё, что пронёс в своей памяти до этого момента. В конце своего повествования он приблизил лампу к стене и попросил сына приложить к ней руку.
— Это только один из древних входов к тайне, которую скрывали от нас веками. Сейчас эти ворота мертвы, но когда-то они были открыты, подчиняясь лишь дуновению мысли, слабому движению губ. Ты должен запомнить кое-что, это нельзя забывать. Повторяй это каждый день, ночью, когда ложишься спать, и утром, когда все ещё спят. То, что когда-то откроет нужные двери на пути к спасению. Слушай же эти слова, мой мальчик. Форио. Гаудо…
— …Холли. Флоуи. Земля, — проговорил Кей, поглаживая старые окаменевшие символы на воротах.
— Как, ты знаешь это? Но откуда…, — озабоченно промолвил Эливен. Кей поспешил успокоить его.
— Я давно выучил эти слова. Прости меня, отец, но некоторые секреты ты уже давно выдал, сам об этом не ведая. Когда я только научился слушать, ещё не понимая, что происходит вокруг, я часто слышал эти слова. Ты их произносил во сне. Я виноват, что не сказал тебе этого раньше, просто мне показалось…
— Что это бред сумасшедшего? – не выдержал Эливен, заключив в крепкие объятия Кея.
— Но это ещё не всё, сын мой. Есть то, что скрыто даже от тебя. Когда-нибудь найдутся те, кому это будет нужнее.
Эливен побрёл обратно к озеру, неся лампу в дрожащей руке. Свет от фитиля слегка коснулся нескольких бугорков, сооружённых чуть поодаль. Один из них был свежим, как будто совсем недавно что-то пытались найти под ним или спрятать.
Мысли, они мчались, когда уже некуда было спешить. Эливен не мог повелевать ими и успокоить их бег, они были неподвластны ему, как и это старое иссохшее тело. Он хранил и лелеял память, всё, что осталось у него. Иногда Эливену казалось, что тёплая и нежная рука прикоснулась к его щеке, он открывал глаза, но с грустью понимал, что этого уже не может случиться. Лия покинула его год назад, оставив после себя лишь этот поток мыслей, которые не желали оставить его в покое. Они тяготили его, но только лишь потому, что не давали покинуть эту тёмную комнату с расплывающимися наверху звёздами и отправиться на поиски Лии, Маттиса, своего отца и матери. Но иногда он видел сквозь отверстие в потолке Синюю звезду, а может быть, ему это только казалось.
Тогда он снова летел сквозь мокрые брызги бескрайней водной глади, окунался в волнующиеся просторы зелёной травы, где слышался ласковый и родной голос Лии, зовущей его к себе. Это мгновение не могло отпустить его, оно тянуло за собой, из последних сил, пока не забрало окончательно.
Ладонь Эливена разжалась, а Синяя звезда, отражаясь в гладком остывающем медальоне, дарила нежный свет безмолвной, опустевшей комнате.
| К Главе 46 | К Списку Глав |