— Терпи, парень! Как тебя там, Алуин, Олуин… Не вздумай окоченеть тут. Ты мне ещё скажешь своё имя, ведь не зря же я лез в эту нору и тащился сюда.
Косс кряхтел и обливался потом, клубы пара окутывали его тело с ног до головы. Толстая кожа грума с трудом поддавалась лезвию ножа, успев схватиться морозом.
— Если бы не твой кровавый след, лежал бы ты сейчас тут и дальше.
Косс расстелил содранную шкуру зверя на лёд и взвалил на неё безжизненное тело юноши. Завернув края шкуры, он соорудил плотный кокон, обвязал его верёвкой, перекинул длинный конец через плечо и двинулся в путь.
— Это ты неплохо придумал, найти здесь воду. Интересно бы знать, что это за место?
Косс шёл по следу, оставленному Эливеном. Иногда он прерывался, тогда стражник бросал свою ношу и уходил далеко вперёд в поисках подсказок. Трупы растоптанных зверей, то и дело попадающиеся на пути, служили безошибочным ориентиром. Воин возвращался к своей ноше, вскидывал верёвку на плечо и волочил шкуру дальше. Однажды, в очередной раз потеряв направление, Косс долго вглядывался в зеленоватый лёд. Почему он светится? Что там, под его ногами? Он так сильно напрягал глаза, что ему пришлось зажмуриться и сдаться. Он вернулся к тюку, брошенному поодаль, просунул внутрь руку и потрогал шею Эливена. Почувствовав еле заметное тепло, он улыбнулся и пошёл дальше.
Белесые глаза грумов то и дело выглядывали из-за каменных сталагмитов. Это были звери, отбившиеся от стаи, с интересом и страхом наблюдающие за странным существом, волочащим тяжёлый тюк. Но стоило Коссу бросить взгляд через плечо, как слепые глаза, отражающие зелень, тут же прятались. Иногда стражнику казалось, что звери решатся напасть на него, чтобы завладеть странным мешком, смутно напоминающим подобного им. Тогда, преодолев дрожь, Косс вытаскивал из ножен секиру, ставил её лезвием на лёд и волок, вызывая ужасный скрежет. Грумы, взвизгнув, срывались со своих наблюдательных постов и бежали со всех ног прочь, поскальзываясь и падая брюхом на лёд.
— С вами я ещё разберусь, когда закончу с этим. Шкура у вас знатная.
Наконец, Косс увидел вход в нору, из которой сам выпал несколько часов назад. Ошибиться было сложно, кучи песка, камней и глины громоздились вокруг – следы кропотливой работы слепых воришек. Вскарабкавшись на небольшой приступок, он втащил за собой тюк и сел возле него. Странный смех вдруг подкатил к горлу, стражник не удержался и дал волю эмоциям.
— А ты счастливчик, как я погляжу. Тебя нежно завернули, принесли сюда, а ты и не догадываешься об этом. Ты там живой ещё?
Косс снова просунул руку под шкуру и довольный кивнул грумам, усевшимся полукругом поодаль.
— Не знаю, зачем я это делаю, но раз уж начал…
Кряхтя и задерживая дыхание, он пополз в нору, таща за собой Эливена.
— Скоро плантаторов в пещере будет больше, чем кодбанов. Вот так да! – он снова засмеялся, но решил больше пока не открывать рот, выплюнув забившиеся в него глину и песок.
Эливен открыл глаза, но не смог ничего увидеть. Перед ним всё расплывалось, ему вдруг вспомнилось, что он видел такое в детстве. Когда Ручей жизни ещё не высох, он опускал в него голову и открывал глаза. Камни на дне казались огромными чудовищами, потерявшими свои очертания от злости. Он вытаскивал голову из воды и долго смеялся, когда отец казался похожим на такой же камень, мутный и нечёткий. Приходилось долго моргать, чтобы восстановить зрение после холодного ручья.
Странно, но сейчас ему совсем не было холодно. Впервые за последние несколько дней он ощущал тепло, даже жар. Пот застилал глаза, раздирая их солью. Но вдруг что-то прохладное и влажное коснулось горячего лба, впитало в себя ядовитую горечь, оставив вместо неё чистоту и нежность. Нечёткий образ перед ним постепенно обретал лицо, волосы, шею, пока не превратился в прекрасную фею. Она смотрела на него, не скрывая жалости, а в огромных серых глазах стояли слёзы.
— Я знаю тебя, ты та прекрасная девушка Лия. Какой чудесный сон, я никогда не мечтал о чём-то подобном…
— Ты – Эливен, я тоже помню тебя. Юноша, сгинувший в пустыне, пытаясь найти сокровища. Я о тебе знаю намного больше, чем ты обо мне. Ты лежишь тут уже два дня, бормоча в бреду что-то странное.
Эливен вдруг вспомнил, что его грязная одежда, разорванная в клочья, не способна прикрыть его израненное тело. Он вздрогнул и ощупал себя слабыми руками. Чистая рубаха, целая и не испачканная кровью, тёплое одеяло заставили его задуматься, отчего голова слегка закружилась, а на щеках выступил румянец.
— Моя одежда…, — смущённо промолвил он. Лия отвернулась, спрятав улыбку. Она решила не говорить раненому юноше, что сама сняла с него остатки окровавленных лохмотьев и прикопала их в углу комнаты.
— Не беспокойся ни о чём. Тебе нужно поправляться.
Эливен заметил, как волна болезненной грусти скользнула по лицу девушки. Она поднялась с колен и вышла в коридор.
День сменялся ночью, луч солнца терялся в углу пещеры, а утром снова щекотал глаза, словно заигрывая. Эливен уже мог вставать на ноги, опираясь на стены и тумбу. Раны на ступнях и спине затянулись, но Лия, как строгая сиделка, запретила ему вставать и каждый раз грозила пальцем, что больше не будет им заниматься. Но юноша не мог больше лежать без дела. Осознав, наконец, что его не опутывает верёвка, что он больше не тонет в песках и не теряет сознание от голода, он снова хотел жить.
Однажды, когда присматривать за Эливеном была очередь Соли, женщина долго смотрела на лицо спящего юноши, пока тот не проснулся. Он уже давно привык к новым лицам и многих узнавал. В очередной раз смутившись от такого пристального внимания к себе, он покраснел.
— Соли? Я снова разговаривал во сне?
— Нет, в этот раз нет. Послушай, Эливен. Ты был там, что-то видел. Благодаря тебе теперь у нас есть вода. Скажи, Аонис – существует ли он? Это он, наконец, избавил нас от мучений?
— Ты говоришь о мудреце, хозяине источника? Нет, я не видел его, прошу простить меня. Но даже если он есть, то его щедрость безгранична.
Эливен посмотрел на чашу, до краёв наполненную водой. Он понимал смятение Соли, ведь источник иссяк полностью, несмотря на все подарки для Аониса. Как только наёмники Морака сбежали, опасаясь расправы, путь к источнику освободился, но кодбанов ждало разочарование и ужас. Воды в источнике не было, как и во втором колодце, скрытом за тронным залом.
В комнату проскользнула Нут и тут же спряталась за спину матери. Ей не терпелось увидеть своими глазами счастливчика, видевшего Аониса. Женщины подземелья не желали принимать никаких других версий, кроме той, что спасённый от смерти плантатор отплатил кодбанам водой.
Эливен так и не видел Косса, своего спасителя. Стражник взялся за дело с удивительным вдохновением, и в тот же день, как вытащил раненого плантатора из норы грумов, собрал людей и повёл их в дальние пещеры, всегда наводящие на них ужас.
— Я был там и вернулся оттуда живым. Вот я, перед вами. Под нашими ногами таится жизнь, стоит только протянуть руку.
Вскоре тюки с колотым льдом монотонно и без остановки вытягивались из норы и тут же разбирались обитателями убежища. Ещё никогда эти мрачные коридоры не звенели такими радостными возгласами. Через два дня в каждой пещере стояла чаша с водой, а у самых слабых и беспомощных даже несколько.
Раны на ногах Эливена почти исчезли, оставив о себе лишь упоминание в виде светлых неровных полос. Лия заходила к юноше всё реже, но даже когда это случалось, она молчала и смотрела в сторону. Эливен всё знал и без слов. Однажды Соли не выдержала и поделилась с ним переживаниями по поводу Лии. Её возлюбленный, Гор, остался там, в убежище плантаторов. Она не надеялась больше увидеть его живым, но странное безмолвие, отсутствие любых известий с той стороны её беспокоило ещё больше. Неужели все погибли, канули в пожаре или зарезаны в жестоком бою?
Однажды Лия настолько погрузилась в тягостные раздумья, что совсем позабыла о безопасности. Кодбаны уже привыкли к прибывшим плантаторам и воспринимали их вполне спокойно, даже мирно. Но сбежавшие наёмники были где-то здесь. Они не смогли бы покинуть убежище незамеченными, тем более после случая возле ворот Косс усилил стражу и запретил слоняться по коридорам в одиночку.
Лия сама не заметила, как подошла к стражникам, дежурившим на воротах, прислонилась к стене и отречённо огляделась. Воины играли в сквол, выплёскивая эмоции радостным возгласом или вздохами разочарования. Они не замечали девушку, изучавшую их лица и о чём-то думающую. Некоторых она уже видела раньше, когда выглядывала из повозки по пути сюда. Но не это показалось важным, а совсем другое. Эти люди жертвовали собой, чтобы спасти нескольких плантаторов, до которых им не должно быть никакого дела. Что ими двигало тогда? Приказ командира или привычка тащить в убежище трофей, пусть даже такой?
Внезапный озноб прокатился по её телу. Эти люди – они из тех, кто напал на убежище плантаторов. Сейчас они сидят за партией в сквол и даже не задумываются о том, что только кодбаны виновны в смерти целого племени. Они похожи на плантаторов, им не чуждо всё человеческое, будь то жёны, дети или игра в сквол. Но им никогда не очиститься от этого мерзкого клейма, печати, наложенной невидимой рукой. Знак убийцы, он будет сопровождать их вечно.
Лия резко отпрянула от стены и направилась в стойло морхунов. Несколько скакунов, всё, что осталось от большого стада, тихо жевали сухие стебли семирды, прикрыв глаза от удовольствия и покачивая головой. Вкуснейшая жвачка, размоченная водой, не давала животным успокоиться и принять это, как должное. Они спали на ходу, ни на миг не преставая жевать, иногда перекашливаясь между собой во сне. Лия любила этих благородных животных, они тоже чувствовали любовь и доброту. В своём родном убежище она часто пряталась среди этих величавых пернатых, возилась с их детёнышами. Иногда она так заигрывалась в стойле, что могла уснуть в гнезде в обнимку с одним из птенцов. Когда её, наконец, находили, то всегда злость и желание наказать девочку сменялось умилением этой нежностью.
— Бро, Бро… Ты мой хороший. Почему ты не спишь? Ну всё, всё, отстань, проказник.
Морхун подбрасывал своим клювом длинные волосы Лии и тыкался ей в шею, отчего она забывала на мгновение о своём горе и улыбалась. Это был тот скакун, который привёз её и остальных плантаторов сюда. Он чувствовал её нежность даже тогда, холодной ночью, таща тяжёлую повозку и изредка оборачиваясь назад. Теперь же, лишь заприметив знакомые шаги в коридоре, он мчался ко входу в стойло и ждал, когда Лия снова потеребит его мягкую тёплую шею и улыбнётся.
— Ты мой самый лучший друг, Бро. Не подведёшь меня?
Морхун закивал головой, словно понял, о чём его спрашивают. Лия погладила шершавый клюв скакуна и вышла из стойла. Она не знала, куда ей идти, это убежище уже давно опротивело ей. Комната, где она оказалась в первый день, так и осталась за ней. Два лежака из песчаника, широкая тумба, тёмный дальний угол – всё было таким же, как раньше, в её воспоминаниях. Даже корзинка с яйцами, укутанными в нитки, стояла на привычном, правильном месте – под солнечным лучом, бьющим со щели в потолке. Не хватало только одного, чтобы почувствовать себя такой, как раньше. Прячущегося за углом Гора, которого она всегда легко находила, потому что он сопел своим курносым носом. Она никогда не говорила ему об этом, чтобы не расстраивать великого воина в начале его героического взросления. Может быть, это было нечестно с её стороны, но одного она ждала с искренним нетерпением. Пусть он выскочит из-за угла и напугает её своим заливистым смехом, а потом зажмёт в крепких руках и согреет на своей груди.
Лия смотрела на белоснежную скорлупу яиц, расправляя мягкие нити и снова укладывая их в корзинку. Слёзы застилали ей глаза, а солнечный луч играл в них всеми цветами радуги.
— Лия… Лия…, — донёсся до неё чей-то шёпот. Сердце её замерло, она боялась повернуться и спугнуть это чудесное мгновение. Какое знакомое имя, как жаль, что его прошептал не он.
Возле входа стояла Нут, не решаясь войти без разрешения. До сих пор обращаясь к своей новой знакомой с некоторой опаской, девочка почти преследовала её по пятам. Иногда она пристально наблюдала за гостьей из-за спины Соли, но чаще просто убегала прочь, как только девушка пыталась с ней заговорить. Но Нут тянуло к длинноволосой незнакомке, несмотря на свой страх и ворчание матери. Как она оказалась возле комнаты Лии, осталось загадкой, но хитрая малышка всё-таки добилась своего.
— Лия… Лия…, — подпрыгивая на месте, как будто выпрашивая разрешение, всё настойчивее шептала Нут. Наконец, девушка совладала со слезами, вытерла их кончиками волос и повернулась к девочке.
— Ну, входи скорее, что же ты медлишь? Не я здесь хозяйка, а всё-таки ты, — стараясь улыбаться, промолвила она. И действительно, улыбка была совсем кстати. Нут даже не предполагала, что рассмешит прекрасную незнакомку, ведь то, что она сделала со своими волосами, ожидало совсем другой реакции. Подражая Лие, она вплела в свои пряди немыслимое количество верёвочек, спадавших теперь запутанными пучками ниже пояса. На лице девочки сосредоточилось мучительное напряжение, готовое сорваться в плач. Волосы тянули кожу, причиняя боль, но Нут терпела что есть сил, чтобы быть похожей на гордую Лию. Вовремя заметив, что девочка мучается, она усадила малышку на лежак и принялась распутывать узлы.
— Ах ты бедняжка. Потерпи, скоро я освобожу тебя от этого. Но больше так не делай, ладно?
Девочка кивнула, но разочарование в глазах застыло надолго.
— Пойми, Нут… Не у всех девочек должны быть длинные волосы, это я тебе скажу по секрету. Вот тебе больше подойдут до плеч, а знаешь, почему?
— Нет, а почему?
— У тебя лицо кругленькое, этим оно и прекрасно. А кругленьким личикам не совсем подходят длинные волосы.
Нут уже давно перестала расстраиваться, доверившись нежным рукам своей наставницы, кропотливо вычёсывавшей остатки разноцветных лоскутов. Малышка уже забыла про свои волосы и поедала взглядом очаровательную корзинку с чем-то удивительно белым и гладким.
— Это яйца, из них появятся детёныши, которые позже превратятся в чудесных скакунов.
Нут сидела с открытым ртом и не могла поверить услышанному.
— Пообещай, что позаботишься о них, если со мной что-то случится, Нут.
— Обещаю, Лия…, — пробормотала малышка, с трудом осознавая, что от неё хотят.
Когда солнце ушло за горизонт, стражники запустили рабочих в убежище и собирались закрыть ворота. Вдруг из тёмного коридора что-то выскочило и ринулось к воротам, едва не задев стражу. Всадник, облачённый во всё чёрное, проскакал верхом на резвом скакуне и скрылся в темноте ночи.
| К Главе 29 | К Главе 31 |