Глава 28

Эливену вдруг показалось, что именно так выглядит смерть. Холодный песок, смешанный с глиной и камнями, забился в уши и ноздри, а неестественное положение его тела лишь добавляло уверенности в этом. Но уже совсем скоро сомнения снова прокрались в его мысли, получив сигнал от разрываемой болью поясницы. Интуитивно Эливен понял, что это верёвка, которую продолжает кто-то тащить за собой. Если не предпринять никаких действий, то его тело сложится пополам, а вскоре и вообще порвётся на две половины. Какой-то судорожный смех вдруг подкатил к горлу, когда он представил, что совсем скоро сможет так близко наблюдать свои израненные стопы. Но своего смеха он так и не услышал, хотя это помогло освободить ноздри от песка и глотнуть немного воздуха.

Собравшись с силами и прижав к животу колени, он попробовал выпрямить ноги в сторону натянутой верёвки. Содрав кожу с колен, ему удалось это сделать, после чего его тут же потащило по узкой норе всё глубже и глубже. Любые попытки зацепиться за рыхлые стенки руками приводили к резкому натяжению верёвки и нестерпимой боли в спине. Тогда он решил помогать себе, отталкиваясь от стенок руками. Скоро он уже не мог дотянуться до них, нора становилась шире, а спуск всё круче. Освободившимися руками Эливен попробовал убрать песок с лица и из ушей, и вот уже многочисленное тявканье впереди стало отчётливее и громче.

«Твари тащат добычу в своё логово. Но моё тело не слишком велико, чтобы прокормить всех вас», — проносились в голове пугающие мысли, от которых останавливалось сердце. Скорость падения не снижалась, тявканье впереди сливалось в сплошной рёв. Остатки рубахи собрались на шее и душили Эливена, а спину раздирали камни, то и дело попадающиеся на пути. Последний крик отчаяния вырвался из его горла, прежде чем он решил надавить головой на свою удавку и прекратить этот кошмар.

В последний момент Эливен заметил, что темнота стала не такой непроглядной. Он посмотрел на свои руки и увидел их очертания, нора перемещалась назад, её стенки становились реальными, хотя имели странный зеленоватый цвет. Ему вдруг так захотелось снова увидеть солнце, прищурить глаза от яркого света. Он невольно подумал, что сейчас окажется на поверхности и будет свободен, но этот пугающий проход уходил под уклон вниз.

Свет становился ярче, и вот он вспыхнул впереди, окаймлённый краями прохода. Холод обжёг лицо и тело Эливена, колючий встречный ветер заставил закрыть глаза, но вдруг он ощутил падение. Через мгновение он больно ударился о какую-то гладкую холодную поверхность и открыл глаза. Зрелище, которое ему пришлось увидеть, застало врасплох. Оно вызывало одновременно дрожь и восторг. Грум продолжал тащить его за верёвку, но теперь спина Эливена скользила по гладкой зеленоватой поверхности. «Неужели это лёд?» — подумал он, вспомнив, что уже видел нечто подобное в обители синих великанов.

Грумы бежали вперёд, они и не собирались останавливаться. Поскальзываясь на льду, они падали на бок, перебирая короткими лапами в воздухе, но снова вставали и бежали дальше. То один, то другой зверь подбегали к верёвке, хватали её зубами и тащили вперёд. Тварей становилось всё больше, они появлялись с разных сторон, вливались в общий поток и неслись дальше. Задние наваливали на передних, сталкивались с ними, переваливались вперёд и бежали ещё быстрее. Звериный хор гудел в подземелье, которому не было конца. Бесчисленные каменные колонны уродливыми обезображенными истуканами уходили вверх. Они вырастали из-подо льда, как тысячи зеленоватых клыков огромного зверя, скрытого под холодной поверхностью.

Ещё совсем недавно, смачивая последними каплями воды мясо для зверя, он мечтал смочить ими свои губы. Сейчас же его ладони скользили по необъятным ледяным просторам, но жажды больше не было. Страх сменил его и остался навсегда в каждой частице тела. Даже кровь, тянущаяся за ним по ледяной поверхности, будто предавала, покидая его раньше времени.

Бег слегка замедлился, тучи грумов наступали друг на друга, кусались и вопили. Многие, не желающие мириться с натиском собратьев, вступали в жестокий бой. Победитель ковылял дальше, а побеждённый оставался лежать на льду, добиваемый до смерти стадом обезумевших зверей. Куда неслась толпа этих лающих тварей, Эливену знать было не суждено. Его сознание уходило вместе с последним теплом из окоченевшего тела. Однако он смог заметить, что грумы остановились. Несколько зверей, схватив зубами верёвку, потащили его сквозь непроходимую чёрную массу тел, глазниц, отражающих мутную зелень, острых усов, то и дело тыкающихся в живот Эливена. Они нюхали его, изучали, а может быть готовились отведать человеческой плоти и разбежаться по своим углам.

Зелёный свет, испускаемый льдом, стал тускнеть, а вскоре какая-то полоса словно переключила его на чёрный. Эливен снова почувствовал заледеневший песок и камни. Лёд кончился, как и бесконечный бег в этой смертельной сцепке. Кто-то тыкал его в шею холодным липким носом, потом тёплый язык скользнул по подбородку. Эливен очнулся, как будто после укола острой пикой, и перевернулся на живот. Мерзкий грум вынюхивал его скомканную на шее кровавую рубаху, но резко отпрыгнул в сторону, почуяв движение человека.

— Прочь! Прочь! – прошипел Эливен, расправляя слабой рукой путы на шее. Отскочивший в сторону грум дёрнул верёвку. Это тот самый зверь, который был прикован к нему. Сотни других тварей толпились в стороне, ворча и тявкая друг на друга. Они чего-то ждали, но чего – Эливен не мог понять.

Вдруг его внимание привлекло странное свечение чуть поодаль. Огромная пещера с загадочным зеленоватым льдом была не бесконечна. Белый свет исходил от стены, а значит бег зверей не мог продолжаться дольше. Именно сюда они его волокли, но какова была их цель, если не разорвать в качестве добычи? Может быть, их привлекал этот свет, льющийся из стены? Но ведь грумы слепы, хотя Эливен уже не был в этом достаточно уверен.

Поднявшись на колени, Эливен пополз к свету. Верёвка снова натянулась, но, к его удивлению, тут же ослабла. Грум шёл следом, соблюдая некоторое расстояние. Остальные звери тоже медленно двинулись за ними. Когда стена стала ближе, Эливен понял, откуда шёл свет. Огромный дверной проём ярким прямоугольником очерчивал старую массивную дверь. Толстый слой вековых отложений почти скрывал надписи и рисунки, чернеющие на её поверхности.

Когда Ручей жизни иссяк, его высохшее русло оставило лишь единственное упоминание о воде. Слой отложений, такой же, как на этой двери.

Глаза Эливена больше не могли смотреть на слабо пульсирующий свет, он опустил голову и вскрикнул от неожиданности. На полу под дверью лежали окоченевшие трупы. Несколько детских тел были аккуратно сложены, белый свет зловеще отражался в открытых застывших глазах.

— Зачем…зачем…зачем? – шептал Эливен, зная, что уже не получит никаких ответов. Грумы переминались на своих коротких когтистых лапах, толкались и пыхтели. Они чего-то ждали от очередного прибывшего сюда человека, но ничем больше не могли высказать своего беспокойства. Только белые слепые зрачки сотен глаз непрерывно метались из стороны в сторону, будто потерявшись на распутье.

Эливен понимал, что его путь заканчивается здесь, на этом самом месте, скоро его тело будет лежать рядом с этими детьми. Он уже не чувствовал тепла, пытаясь дышать на окоченевшие пальцы. Странно, но боли тоже не было, только очень хотелось уснуть. Дыхание становилось более редким, вдохи всё короче. Ему так хотелось крикнуть этим громким существам, чтобы они замолчали, но не мог.

Тело больше не сопротивлялось, но разум пытался бороться, вспыхивая тугой болью в висках. Ему не давала покоя одна мысль. Зачем этим тварям понадобилось тащить сюда детей? Если они хотели их сожрать, то почему не сделали этого до сих пор? На телах нет никаких повреждений, цела даже одежда. Оставили «на потом»? Но для чего такая аккуратность, забота? Что они хотели от них, что они хотят от него, Эливена?

Он снова вспомнил, как его волокли по узкой норе, и вдруг начал понимать. Грумы могут что-то тащить только в зубах, но как это сделать, не повредив тело? Одежда, вот за что можно уцепиться. Но тяжесть тела взрослого человека не позволит одежде выдержать. Лёгкого ребёнка же можно без проблем пронести через эту ледяную пустошь. Но зачем, для чего им люди? Что послужило причиной вступить с ними в контакт, пусть даже таким странным способом?

Эливен встрепенулся, когда понял, что его снова облизывает чей-то язык. Он открыл глаза и увидел над собой чёрное брюхо грума. Зверь усердно вылизывал его лицо, шею и живот, но как только почувствовал движение человека, снова отскочил в сторону. Это был всё тот же грум, так как верёвка натянулась и протащила Эливена по ледяному песку. Остальные лежали на льду и ждали, зевая и подёргивая зелёными усами.

Дверь, вот что могло бы стать связующим звеном между грумами и людьми. Но что там, за этой дверью, что могло привлечь внимание слепых созданий темноты? Неужели они надеялись, что слабые и беспомощные дети смогли бы открыть эту огромную древнюю преграду? Эливен представил себе ужасную картину, в которой очередной, до смерти напуганный ребёнок замерзает перед сотнями ужасных слепых созданий.

Грум снова подошёл слишком близко, но Эливен уже не прогонял его. В тусклом зеленоватом свете зверь не казался чем-то ужасным и чуждым ему. Еле заметный узел на шее ушёл ещё глубже в шкуру. Грум тяжело дышал, всё ниже наклоняя голову при каждом её кивке. Если умрёт человек, то не выживет и зверь, прикованный к нему. Но если откроется дверь, то стадо обезумевших тварей сорвутся с места и затопчут их обоих. Эливен попробовал шевельнуться. Если попытаться развязать узел на звериной шее, то грум выживет! Ему даже не показалось странным, что жизнь существа из темноты может стать важнее его собственной.

Грум снова дёрнулся, но остался на своём месте. У Эливена не было сил, чтобы самому подползти к узлу, а зверь, даже задыхаясь, не желал подойти ближе. Двери, преграда на пути, особенность чужого мира. Но то место, где Эливену суждено умереть – это и есть чужой мир. Он вспомнил, как белые светящиеся коридоры встречали немым величием его и Маттиса, как они вели к спасению или к гибели. Стоило лишь прикоснуться к поверхности – двери растворялись, приглашая путника удивляться и трепетать. Каких усилий стоило бы открыть эту дверь? Хватило бы одного прикосновения, но как это сделать? Закоченевшие руки и ноги не двигались, тело окаменело от холода и ран. Грумы притащили его сюда, хватаясь зубами за верёвку, но что с них взять сейчас? Казалось, они так и будут лежать на льду вечно, зевая и фыркая, испуская зеленоватый пар.

Эливен думал о Маттисе. Если бы только было возможным закрыть глаза и оказаться рядом с ним, он бы не думал больше ни о чём. Смутные воспоминания, как из старого, давно забытого сна, вдруг снова напомнили о погибшем друге. Слабая улыбка тронула губы, когда он представил его лицо, такое знакомое, доброе, искажённое в сладких муках, пережёвывая неведомую пищу, найденную в обители великанов. Только ему были дороги те слова, переданные светящимся существом в синем одеянии. Именно эти пять слов спасли их от голода и жажды, указав верный путь, но они же и привели Маттиса к погибели.

— Земля… Синяя звезда… Она всегда нас звала. Флоуи Земля… Путь к Земле. Идите… летите… Летите! – прошептал почти беззвучно Эливен. Он понял, что имел ввиду синий человек. Земля – вот спасение. Та фраза из пяти слов несла огромный смысл для произносящего её. Он вложил в неё всё, что у него было – веру в будущее. Это будущее сейчас умрёт под этой древней дверью. Эливен снова представил лицо Маттиса, произносящего те слова. Эта фраза, она указывала путь, управляла прошлым и открывала дверь к бесконечности, к зелёным просторам, к теплу и свободе. Губы Маттиса, они произносят эти слова, Эливен снова видит их. Он читает по этим губам, но не может открыть глаза или произнести хотя бы звук. Только губы Маттиса уверенно и громко произносят величественные слова, которые гудят в голове прощальным гулом.

— Форио! Гаудо! Холли! Флоуи! Земля!

Эливен погрузился в темноту сознания. Он уже не мог видеть, как огромная чёрная створка двери с треском оторвалась от каменного пола, веками удерживающего её в неподвижном состоянии. Клубы пара, рождающиеся возле увеличивающейся щели, тут же мчались в сторону ледяного панциря и падали на толпы грумов мелким снегом. Мгновенно образовавшаяся давка сопровождалась воем, визгом и рычанием. Те, кто оказался ближе всех к пугающему явлению, рванули назад, наступая на головы и тела своих собратьев без всякого разбора.

Страшный скрежет сопровождал подъём тяжёлой двери, старые уснувшие механизмы просыпались, проявляя своё недовольство. Окаменевшие вековые отложения сыпались вниз, а дверь упорно продирала себе путь в стенном проёме, заставляя грумов биться в судорогах. Воздушные массы, когда-то разделённые друг с другом, вновь воссоединились, образовав снежный вихрь возле темнеющего прохода.

Двери скрылись в каменной арке, механизмы притихли, только мерное пульсирующее свечение вокруг чёрной дыры продолжало отсчитывать секунды. Грумы медленно двинулись вперёд. Тёмный тоннель чем-то манил их, заставляя дрожать и кланяться, словно в знак уважения перед неизвестностью. Они один за другим исчезали в проёме, постепенно набирая скорость. Задние ряды снова начинали напирать, неистово лая от возмущения. Скоро широкий поток скулящих и рвущих друг друга тварей столпился у прохода, не способного проглотить всех их разом. Они лезли друг на друга, кто-то пытался зубами выдернуть другого из образовавшейся пробки, чтобы тут же занять его место. Скоро лежащий перед входом человек перестал для них что-то значить. Аккуратно переступавшие через тело Эливена звери давно скрылись в тоннеле. Их место заняли другие, бесцеремонно наступающие на окоченевшее тело, ворча и ругаясь при этом. Когда полчища грумов уже перестали замечать препятствие перед ними и готовы были втоптать его в камни и песок, верёвка натянулась. Тело Эливена снова пришло в движение, и тащил его никто иной, как грум, привязанный к нему.

Сознание медленно возвращалось. Эливен почувствовал, что его придавило что-то массивное, оно лежало сбоку от него, навалившись на руку. С трудом поняв, что он жив, его затрясло от осознания действительности. Он всё ещё в ледяной пещере, а рядом лежит грум. Зверь был мёртв, его заледенелая морда была повёрнута в сторону чернеющего тоннеля. Десятки других мёртвых грумов, погибших в давке, лежали возле входа. Ничто не нарушало тишину, только гудение светящейся арки вторило пульсирующему свету, тревожа холодное зловещее пространство.

К Главе 27 К Главе 29