Эливен понял, что находится в сознании, когда боль в голове постепенно ушла. Раны на ногах снова напомнили о себе, но он был даже рад этому. Это всё же лучше, чем ощущать, как из тебя высасывают мысли и воспоминания. Но одно чувство было сейчас сильнее всех остальных. Опустошение и стыд. Стыд за свою слабость, предательство, утрату тайны, доверенной ему погибшим другом.
Вскоре к возвращающимся чувствам и ощущениям прибавилось ещё что-то. Ощупав под собой лежак, он достал остатки мяса. Желудок тут же напомнил о себе заунывным урчанием, но Эливен имел другие планы. Канистра была пуста, из неё не вытекло ни капли. Вывернув кожаный сосуд наизнанку, ему удалось смочить губы, прильнув ими к влажной коже. Потребовать у надзирателей ещё воды он не рискнул.
Верёвка, связывающая его со зверем, слегка ослабла. Значит, грум не спит, он ближе к нему, чем раньше. Эливен ужаснулся, представив, что эта тварь могла ночью стоять возле него и готовиться напасть. Возможно, её отпугнули беспокойные движения больного человека, но следующая ночь может стать решающей.
Эливен прижал мясо к вывернутой влажной коже и стал ждать. Ужасный запах разложений снова воцарился в пещере, он сжимал горло, давил на глаза, обволакивал тело, будто пытаясь стать с ним единым целым. Верёвка шевельнулась, Эливен сжался, превратился в натянутую тетиву, готовясь отскочить в сторону в случае нападения зверя. Послышалось сопение, скрежет когтей по камню, и вот уже блеснули в тусклом свете прозрачные усы. Они подёргивались, дрожали, пытались определить верное направление к источнику желанного запаха. Наконец, показался нос, двигающийся снизу-вверх, словно зачерпывая смердящий воздух и выливая его себе на голову.
Эливен вытянул руку с мясом перед собой, но тут ему пришла идея. Он приготовился убрать мясо в сторону, как только зверь ринется вперёд. Даже рискуя потерять руку, он твёрдо решил сделать этот шаг, чтобы рассмотреть грума как можно лучше. Ему не давала покоя шея, вокруг которой была обвязана верёвка. Странным воспоминаниям увиденного он никак не находил объяснения. Верёвка вырастала прямо из шеи.
Прыжка, которого с таким напряжением ждал Эливен, не было. Зверь сделал пару шагов вперёд и остановился, словно потерял направление. Белые невидящие зрачки уставились на человека, изучая его или ожидая лучшего момента для прыжка. Эливен в этот миг готов был поклясться, что грум всё видит, но тот вдруг отвёл зрачки в сторону, изучая стену справа от себя.
Шея зверя была перетянута с такой силой, что верёвка просто утонула в шкуре. Только возле горла можно было заметить что-то наподобие узла, от которого двойная верёвка шла к Эливену. Его передёрнуло от чувства чужой боли, несмотря на то, что это был лишь зверь, вызывающий отвращение. Эливен решил предпринять безумный шаг. Возможно, это последний шанс освободиться от этой привязи, и больше такого не представится. Он придвинулся ближе, шевеля мясом из стороны в сторону, привлекая внимание грума. Когда тот повернул свою морду в нужном направлении, Эливен снова убрал мясо за спину. Зверь сделал ещё пару шагов вперёд и снова остановился. Он был настолько близко, что Эливен мог ощутить на своём лице его мерзкое дыхание. Боясь сделать лишнее движение, он медленно вытащил мясо из-за спины, чувствуя, как от страха немеет тело. Грум, непрерывно шевеля острыми усами, вытянул шею настолько, что достаточно было протянуть руку, чтобы дотронуться до него.
Отводя руку с едой, Эливен заставлял грума поворачиваться в ту же сторону. Одновременно с этим, другая его рука тянулась к шее, где уже отчётливо был виден большой узел. Ещё мгновение, и пальцы коснутся его, но зверь внезапно рванулся к руке, зубы клацнули в воздухе, едва не задев пальцы. Эливен успел одёрнуть кисть, забыв про мясо, выпавшее из другой руки, и откинулся к стене, поджав под себя ноги.
Грум схватил выпавшее мясо и скрылся в своём углу. Эливен закрыл ладонями лицо и заплакал. Последняя надежда рухнула, хотя она и не обещала ничего хорошего. Даже если бы он развязал этот узел, что практически невозможно, то что бы это ему дало? Свободу? Он не сможет сбежать отсюда, да и куда ему бежать? Мало того, он упадёт, успев сделать лишь пару шагов своими изувеченными ногами.
Слабость снова овладела его телом, когда он понял своё окончательное положение. Борьба за жизнь показалась ему бессмысленной, как и день назад. Он закрыл глаза и замер, прогоняя от себя любые мысли, напоминающие о том, что он ещё жив. Спустя какое-то время он услышал тихий разговор с той стороны завала.
— Мы выдали себя… План карлика откладывается… Пора уходить… Вернулся отряд… Их больше… Будут искать…
Эливен ничего не понимал, он слышал лишь обрывки фраз. Было ясно лишь одно: что-то происходит. Разговор продолжился.
— Что с этим? Приказано убить… Больше не нужен… Откапывай… Вернёмся за тобой позже…
Голоса затихли, но через какое-то время появились другие звуки, которые заставили Эливена вздрагивать и вжиматься спиной в стену. Кто-то разбирал завал, закрывающий проход в его пещеру, отбрасывая тяжёлые булыжники. Верёвка, растворившаяся в темноте, натянулась и задёргалась. Зверю тоже не нравились эти звуки, возможно, что его предчувствие было сильнее человеческого.
«Приказано убить… приказано убить…» — повторял Эливен обрывок фразы, услышанной только что. Они решили убить, но кого? Его или грума? Наверное, обоих. Он сполз на пол и нащупал какой-то камень. За все свои мучения он должен, просто обязан размозжить кому-то голову. Лёжа на холодном полу, он почувствовал, что верёвки натянулись. Он упустил то расстояние, которое с таким трудом отвоевал у грума накануне, и теперь он снова на полу. Звук отбрасываемых булыжников внезапно стих. Его сменило недовольное ворчание.
— Откапывай… Делать нечего!
Свет от лампы над завалом стал тускнеть, пока не погас полностью. В пещере наступила кромешная тьма. Звук удаляющихся шагов оставил вместо себя оглушительную тишину, пугающую, заставляющую сердце неистово биться. Эливен положил камень рядом с собой и попробовал потянуть за верёвку. Недовольное рычание раздалось из темноты, но теперь оно казалось совсем рядом. Та граница, слабая, еле видимая, отбрасываемая светом от лампы, была последним барьером между зверем и человеком. Больше её нет, наступила темнота, власть острых зубов и когтей, белесых зрачков, не терпящих света.
Эливен оставил верёвку и притих, обняв руками колени и опустив на них голову.
— Ну, как она? – поинтересовался Косс, заглянув за занавеску. Соли продолжала сидеть возле девушки, слушая её дыхание.
— Очень слаба. Ночной холод истощил её силы, она еле дышит. Спасая своим теплом этих двоих, она совсем забыла о себе.
Соли кивнула на детей, сопящих в противоположном конце комнаты.
— Косс, родной, ты видел это? Я не могу поверить, это же яйца… и… они тёплые, живые. Она смогла пронести их через холодную пустыню.
— Да, это действительно чудо. В этой девушке что-то такое, пронизывающее насквозь… этот взгляд. Он мне чем-то напоминает твой взгляд, помнишь, когда ты подняла секиру над тем существом?
— Прошу, не вспоминай об этом. Злость и жажда мести управляли мной тогда.
— Может быть и у неё те же чувства сейчас? Почему бы ей не злиться и не желать отомстить за свою участь?
— Косс, она не желает нам зла, я это чувствую. Да и это всё…, — Соли провела рукой вокруг, напоминая о детях и корзинке. – И потом, я видела её взгляд. В нём достаточно добра.
Косс смиренно смотрел на женщину, понимая, что в подобных вопросах она понимает лучше, чем он.
— Ты заметил, что у нас одинаковый взгляд. Этому есть объяснение, я ведь тоже принадлежу плантаторам, так или иначе. Мою мать привезли сюда когда-то, как и вот её сейчас. Это взгляд свободы, которую загнали в клетку, его нельзя покорить, с ним можно только смириться или уничтожить.
— Пенничел рассказывал мне про того голубоглазого юношу, которого его отряд доставил несколько дней назад. Он тоже плантатор, его взгляда боялся даже владыка, — почти шёпотом промолвил Косс. – Его имя… такое странное… Али… Алиман… Алимен, не помню точно. Его сторожит Пенничел в дальнем тупике. Туда же я отвёл того грума, но постой, погоди…
Косс закрыл лицо рукой, пытаясь понять, что к чему. Пенничел со вчерашнего вечера охраняет владыку, а сегодня он спас его возле ворот от верной гибели. Это означает лишь одно – пленника сторожит кто-то другой или его уже нет в живых.
— Что с тобой, Косс? –спросила испуганная Соли. – Что тебя испугало?
— Я начинаю припоминать, что Пенничела вызвал владыка, это было перед выступлением отрядов. Морак должен был послать людей в дальний тупик, странно, но больше никто об этом не говорил! Как будто этого пленника никогда не существовало.
Косс рванулся к выходу.
— Мне нужно найти Пенничела!
Но поиски ни к чему не привели, а стража возле ворот разводила руками. Оставалось только одно место. Покои Хобинхора. Но и возле этого входа стояли стражники, которые не смогли сказать чего-то нового. Мог ли Пенничел находиться у самого владыки, он не знал, но проверить это было бы выше его сил. Удовлетворившись ответом стражников, утверждающих, что уже несколько часов в покои владыки никто не входил, Косс ушёл.
Он снова вернулся к воротам, сел возле смотрового окна и стал смотреть на тёмную фиолетовую полосу в том месте, куда ушло солнце. С приходом холодного времени оно всё больше становилось белым, а небо на закате приобретало фиолетовый цвет. Сколько таких закатов он уже встретил в своей жизни, и не сосчитать. Цвет уходящего дня, оттенок спокойствия и умиротворения, надежды на удачу и спасение. Всё меньше глаз видят этот фиолетовый свет, этот день унёс много жизней, забрав с собой спокойствие и лишив надежды.
Косс посмотрел на ворота. Его внимание привлёк длинный конусообразный камень, торчащий из-под створки. Нижняя защёлка, которая всегда закрывалась на ночь, в этот раз была открытой. Стражник подошёл ближе и посмотрел в щель под воротами. Возле зажатого камня было ещё что-то. Он просунул в щель руку и достал стрелу от арбалета. Её наконечник был сломан, словно ударился обо что-то твёрдое.
«Кто-то ушёл, не попрощавшись», — решил он, но в груди вдруг похолодело. Никто другой не совладал бы с воротами таким способом, к тому же, уйти так, чтобы этого не увидел ни один стражник…
— О, Пенничел, друг мой…, — пробормотал Косс, встряхивая раненой головой в попытке понять, что происходит. Он медленно побрёл по коридору в сторону покоев владыки, постоянно прокручивая в голове один и тот же вопрос: «Зачем, зачем, зачем?»
Подойдя к портьере, закрывающей вход в тронный зал, он решал, что делать дальше. Путь внутрь ему недоступен. Кто он таков, чтобы вторгнуться в покои Хобинхора? Такой же стражник, как и все остальные, с подозрением изучающие его нездоровое выражение лица.
— Кто из вас старший? – решил сделать хоть что-то Косс, не найдя ничего лучше, чем показаться ещё глупее и подозрительнее.
— Ну… я. А что? – откликнулся один из стражников, положив руку на ножны.
— Ворота открыты, возможно, кто-то проник в убежище. Доложи владыке!
Старший стражник замялся, но тут же усмехнулся.
— Чем докажешь? Да и ни к чему тревожить владыку по таким пустякам. Просто забыли закрыть ворота.
— Тогда теперь это будет твоей бедой. Вот что я нашёл под створкой ворот. Завтра мы узнаем, станет ли это пустяком, о котором ты промолчал!
Косс бросил к ногам старшего стражника обломанную стрелу и собрался было уходить, но услышал покашливание за спиной.
— Подожди, Косс… Дай собраться с мыслями. Знаешь, я, пожалуй, зайду внутрь.
Стражник медленно снял пояс с оружием и опустил его на пол. Фитиль в лампе, которую он крепко сжимал, трясся из стороны в сторону, чувствуя дрожь в руке. Он проскользнул за портьеру, стараясь быть тише воздуха, блуждающего в коридорах.
Наступили секунды томительного ожидания. Косс смотрел на пластины, подвешенные над входом, ожидая, что они вот-вот разорвут тишину пронзительным звоном, но ничего не происходило. Вместо этого портьера вдруг резко сдвинулась в сторону, а из входного проёма показалось испуганное лицо старшего стражника.
— Там никого нет! Мы охраняем пустоту!
Двое наёмников шли обратно в дальний тупик, таща на спинах мешки с награбленным добром. В обратном направлении почти бегом двигался третий, кого они оставили разбирать завал. Чуть не столкнувшись лбами, они кое-как поняли, кто есть кто. Поливая друг друга бранью, все трое направились в тупик, где принялись отбрасывать камни от входа в пещеру пленника.
— Да зачем он нужен? Пусть сидит, всё равно сдохнет! – скулил один из них.
— Морак сказал, что это важнее наших вонючих жизней, а я ему верю. Убить, когда трон будет наш!
— А он что, наш? К нему не подойти, как и прежде, стражников ещё больше.
— Я не знаю, что делать, но только Хобинхора там больше нет. Он исчез, растворился, сгинул! Трон пуст, я это слышал своими ушами! Может ты, если такой умный, скажешь, что нам теперь делать?
— Нам нужно бежать к Мораку, в пещерах нас найдут.
— Бежать, но сначала убить этого плантатора, иначе Морак прикончит нас, понятно?
Остальные молча согласились, продолжив отодвигать более крупные камни в сторону.
Грум чувствовал беду и метался в своём углу, подтаскивая Эливена всё ближе к себе. Вскоре тявканье зверя переросло в лай, переходящий в жалобное завывание. Когда от завала почти ничего не осталось и достаточно было перелезть через несколько глыб, грум начал бить передними лапами по полу, вставать на дыбы и падать снова вниз всем телом. Эливен хотел сейчас лишь одного: чтобы всё это скорее закончилось, так или иначе. На секунду ему показалось, что кроме воплей грума и звуков разбираемого завала он слышит ещё что-то. Скрежет, шум падающих камней и тявканье. Казалось, что дрожит пол, на котором лежит Эливен. Он решил, что окончательно сошёл с ума, когда понял, что в дальнем углу уже несколько грумов. Они скребут многочисленными когтями по камню, будто затачивая неведомое оружие перед боем.
Когда верёвки натянулись ещё сильнее и тело Эливена потащило в сторону ужасающих звуков, он не выдержал и закричал. Попытки схватиться хоть за что-нибудь ни к чему не привели. Всё, что он смог сделать, это схватить камень, который он держал рядом с собой, и из последних сил швырнуть его в темноту. Верёвки тянули его всё быстрее, уже было непонятно, куда. Когда Эливен подумал, что грум пробил себе проход в стене, то всё понял. Это сон, в котором он бредит, но боль от каменного пола, раздирающего спину, была вполне реальной. Странным показалось лишь то, что он больше не слышит скрежета когтей и тявканья, как будто уже не зверь, а сама темнота тащит его за верёвки к себе.
— Быстрее, что вы медлите! – раздалось сзади. Наёмники Морака отодвигали последние камни, уже раздался звон лезвия секиры, готовой рубить и кромсать всё, что ей попадётся. Эливен хотел крикнуть, чтобы позвать на помощь, но к чему было звать своих убийц. Они и сами найдут его уже через мгновение.
Вдруг движение верёвки остановилось, но уже в следующую секунду разрывающая боль в пояснице заявила о себе. Его тянуло куда-то в угол между стеной и полом. Руками нащупав вокруг себя кучи гравия, он понял, что это подкоп, прорытый совсем недавно. Так вот почему он не слышал зверя: он скрылся в норе, а теперь тащит за собой и его, Эливена, не в силах избавиться от прочной привязи.
Спина изнывала от напряжения, тело готово было переломиться пополам в том месте, где его опоясывала верёвка. У Эливена больше не было выбора, из последних сил он отодвинулся от прохода, упираясь в его края руками и ногами, наклонил вниз голову и нырнул в неизвестность. Верёвка тащила его по узкой норе всё дальше и дальше, ускоряя ход.
| К Главе 25 | К Главе 27 |