Марина лежала в мягкой постели недолго. Она вдруг представила, что пришлось испытать Оле вчера, лёжа в луже и делая последние слабые вдохи, ей стало не по себе, она вздрогнула и отправилась готовить завтрак для Вити. Ему тоже не спалось. Когда мама подошла к его двери и тихонечко приоткрыла её, она заметила, что мальчишка юркнул под одеяло и притворился спящим. Марина присела на краешек кровати и погладила по одеялу.
— Эй, соня. Я знаю, что ты не спишь, можешь не притворяться.
— Ну маам… Ты меня разбудила, — потянул Витя, хитро улыбаясь.
— Вот нахалёнок, ну ты мне ещё спасибо скажешь. Кто мне говорил, что ждёт гостей?
Витя подпрыгнул на кровати, внезапно вспомнив, что Женя обещала прийти, как проснётся. Одеяло отлетело на дужку кровати, перед мамой предстал сын, одетый в шорты.
— Проказник. Спишь, говоришь?
Марина посмеялась ещё немного, потом пошла варить молочный суп. Витя подбежал к столу, засунул под него руку и извлёк драгоценную коробку из-под конфет.
Вскоре над забором показалась знакомая русая чёлка. Марина махнула рукой, приглашая Женю войти. Первым в калитке показалось колесо велосипеда и корзинка, прикреплённая спереди руля. Неизменный букетик ромашек лежал в ней, нежно покачивая бутончиками, свесившимися через металлическую сетку корзинки.
— Здравствуй, Жень. А я вот решила сегодня сделать прогул. Мама тебя отпустила после вчерашнего?
— Я ничего не боюсь, тётя Марина. К тому же, я быстро езжу, а на улице уже много людей. Я помогу вам?
Женя по-хозяйски достала нож, постелила салфетку и принялась резать хлеб. Марина повернулась к ней спиной, чтобы скрыть улыбку.
— Мама меня не пустила в магазин полить цветы. Там сейчас другая женщина, с Возвышенска прислали, пока тётя Оля в больнице. Бедные цветочки, они завянут.
— Не расстраивайся, Жень. У меня есть ключи от Олиного дома, мы с тобой сходим туда, позвоним в магазин и попросим, чтобы полили цветы, хорошо?
Женя удовлетворённо кивнула головой. «Что ещё нужно для счастья ребёнка?» — подумала Марина.
Фёдор с трудом разлепил веки. Один глаз полностью заплыл, бровь опухла и нарывала. Горло тоже затекло, его разбарабанило так, что воротник его грязной форменной рубашки оказался почти на плечах. Он так и не смог вспомнить, откуда на нём эти раны. Каждый новый день, как чистый лист бумаги, ложился перед ним и предлагал начать с новых каракуль, которые к вечеру словно испарялись. Кто он, что с ним, куда идти, где он находится? Вопросы стучались болью, ответов на них пока не было.
Банка грязного рассола на полу в углу помогла немного встряхнуться, Фёдор с трудом встал на колени, потом на ноги, тут же схватился за стол и не смел пошевельнуться и сделать хотя бы шаг. Рука потянулась за зеркалом, отражение в нём привело Фёдора в ужас. Целый пчелиный рой не смог бы так постараться. Жёлтые набухшие шишки и каналы, готовые взорваться при первом же прикосновении, покрывали его лоб и шею. Бровь чёрным засохшим пятном прилипла ко лбу, выпирая над глазом. Фёдор попытался подцепить ногтем этот тёмный нарост, но трясущиеся руки привели к тому, что часть брови отошла от лба и повисла над глазом. Страшный вопль последовал незамедлительно, зеркало полетело в стену, но не разбилось, а отскочило на одеяло и затерялось там. Фёдор упал на колени и начал шарить в грязных комках одеяла в его поисках, нашёл, и в бессилье лёг на пол. Безобразная рожа смотрела на него с грязного овального стекла.
«Это твоё реальное лицо, ты этого хотел? Ты уже не будешь прежним!» Он почувствовал странную слабость, даже лёгкость оттого, что всё решил для себя. Его влекло куда-то, в потайные закоулки мыслей, где давно никто их не тревожил. Такое же яркое утро, молодой рыжеволосый сержант, высокий и стройный, идёт бодрым шагом по дороге. Волосы огненного цвета с трудом уложены набок, это потребовало больших усилий. Остановка, скоро автобус, в руках пачка документов, которые ему доверили отвезти в Центральный отдел. Что-то странное привлекло его внимание: на скамеечке лежала девушка. Она спала прямо на досках, на лице запечатлено страдание, грязные разводы от слёз, тонкие бледные губы, сложенные в трубочку, как будто ждущие поцелуя. Тогда Фёдор сел на свободный конец скамейки и долго смотрел на это замученное существо. Но не эта девушка тогда удивила его, а состояние, которое он испытал. Как будто волна, тёплая, ласковая, подкатила к его горлу. Он готов был поклясться, что, если бы увидел эту волну воочию — её цвет был бы розовым. Это был первый и последний раз, когда Фёдор почувствовал нечто подобное, как будто лёгкое дуновение из детства, мимолётное эхо тронуло его за щеку, пробежало мурашками под волосами, защекотало в ушах.
Он прикоснулся к этим тонким губам указательным пальцем и ощутил дрожь во всём теле. «Я заберу тебя, ты всегда будешь моей». Странные мысли тогда испугали его, он изменял своим принципам, даже хотел встать и идти по дороге в центр пешком, не дожидаясь автобуса, но девушка открыла глаза и улыбнулась ему. Это была она, Полина.
Воспоминание улетало, оно коснулось его лица, оставив розовый след в воздухе, который растворялся и звал за собой. Фёдор понял, что кровь стекает крупными каплями с повисшей брови и капает в глаз, но боялся пошевелиться. «О боже, Полина… прости меня…»
Скрипнула калитка во дворе, она вернула Фёдора в реальность, которая нависла над ним непомерным грузом.
К Главе 74 | К Главе 76 |