Невыносимая жара стояла в воздухе, назойливые мошки лезли в глаза, нос и рот. Не помогала даже ветка, которой Стенька непрерывно размахивал вокруг себя. Вдоль дороги не было никакого намёка хоть на малейшую тень, обочины были голыми. Изредка проезжала какая-нибудь машина, за которой тянулся длинный клубящийся шлейф пыли. Стенька спрыгивал в придорожную траву и пригибал голову каждый раз, когда на горизонте появлялось коричневое облако. Отец мог отправиться на его поиски, взяв старый УАЗик — единственное транспортное средство опорного пункта милиции. Его давно уже списали, но не решались выкинуть на свалку. Он ещё мог ездить и не раз выручал в ситуациях, не терпящих промедления. Часто в свой выходной день сержант Сашка Завьялов лежал под ним, вытянув ноги на тропинку и колдуя над дырявым днищем, или торчал в капоте, гремя гаечными ключами. Иногда слышалась брань, когда зазевавшийся посетитель участка, не заметив ноги сержанта, растягивался на тропинке во весь свой рост.
Стенька очень устал, он еле волочил ноги. Жажда хотела его убить первой, а голод стоял в стороне и ждал, когда можно будет растерзать слабое тело мальчишки. Уже темнело, когда он дошёл до города. Первый попавшийся бордюр оказал незаменимую услугу, позволив присесть Стеньке на свою поверхность, уже остывшую от недавнего пекла. Рынок был первым местом, которое попадалось на пути въезжавшим в город посетителям. Вдоль длинной железной ограды тянулась дорога, которая плавно переходила в главную улицу имени Максима Горького. Там, в конце этой улицы, находилась больница, куда отвезли Зою Георгиевну, цель путешествия Стеньки.
Недалеко от входа на рынок стояла водонапорная колонка, ржавая, с облупившейся голубой краской, но такая желанная. Качаясь из стороны в сторону, Стенька зашагал к источнику воды, но не смог нажать на рычаг. Он пытался давить на него, виснуть всем телом, даже подпрыгивать, но так и не смог сдвинуть тугой рычаг с места. Он всё ещё держался за железную ручку, когда сверху на неё легла чья-то рука и голос, откуда-то сверху, произнёс:
— Что, паренёк, каши мало ел?
Стенька не мог одёрнуть руку, потому что обладатель голоса надавил на руку ещё сильнее и рычаг поддался. Толстая струя воды обдала пыльные штаны и ботинки, а заодно и ноги того человека, который вызвался помочь. Резко отскочив от колонки, человек выругался и пошёл своей дорогой. Несколько капель из крана упали в ладошку, Стенька смог сделать половину глотка, закрытый кран не смог больше выдать ничего, а помощи больше никто не предлагал. Сидеть на бордюре не было никакого смысла, поэтому он принял решение идти по главной улице, пока хоть что-то было видно.
Городок Возвышенск с двадцатью тысячами жителей не представлял какой-то особенной культурной ценности, это был обычный районный центр, в котором сосредоточились администрация, муниципальные учреждения и ведомства. Один маленький кинотеатр, клуб на 120 человек в различных обстоятельствах мог легко стать театром или танцевальной площадкой. Несколько пятиэтажных домов воль улицы Горького образовывали некий каменный коридор, заросший тополями и кустами сирени. Солнечный свет не проникал сюда даже днём, а сейчас узкая аллея вдоль домов наводила лишь ужас на редкого прохожего, возвращавшегося поздно домой.
Стенька шёл по тёмной тропинке и озирался. Кусты сирени шевелились и пытались схватить его, зловещие корни тополей обвивали его ноги и утаскивали под землю, а синие полупрозрачные призраки выглядывали из-за каждого ствола. Но разыгравшаяся фантазия была лишь крошечной бедой, случившейся с этим одиноким прохожим, грязным и замученным. Сильный голод мучил его уже много часов. Вот и день закончился, а последней крошкой, побывавшей в его рту, была котлета тёти Оли, которую он так и не прожевал как следует.
«Интересно, сколько люди живут без еды?» — рассуждал Стенька, делая мелкие осторожные шаги в темноте. «Наверное, недели две, а потом падают, закрывают глаза и умирают».
В некоторых окнах пятиэтажки горел свет, иногда попадались даже освещённые окна на первых этажах. Стенька мог остановиться перед любым из них и смотреть, что происходит там, в комнате, не боясь быть замеченным. Вот мама, папа и сын сидят на мягком диване перед телевизором, папа теребит ребёнка по белокурым волосам и что-то, улыбаясь, рассказывает. В другом окне кто-то помешивает черпаком дымящийся суп в кастрюле, а какая-то девочка сидит за столом и усаживает капризную куклу, которая никак не хочет есть пуговицы.
В одном окне он заметил кота на подоконнике, важного, белоснежного. Он смотрел через стекло и не понимал, как могут эти глупые существа под названием «люди» вообще заставить себя выйти на улицу в такую темень? Стенька завидовал даже этому коту. «Нет, наверное, две недели — это с того момента, когда плотно пообедал. А когда уже голодный, то не больше трёх дней, а то и меньше», — продолжал свою грустную мысль Стенька, отводя глаза от гордого кота и всматриваясь в темноту тропинки.
Последняя пятиэтажка кончилась, аллейка свернула за куст сирени и упёрлась в асфальт улицы. Налево — в сторону рынка и дороги в посёлок, направо — в сторону городской больницы и кинотеатра. Выбор невелик, из трёх дней, которые определил себе Стенька, осталось лишь два, и он не хотел бы посвятить их обратной дороге. «Милая бабушка. Пусть с тобой всё будет хорошо. Я тебя очень прошу…» — произнёс он мысленно и пошёл направо.
К Главе 24 | К Главе 26 |